Боевикам «Исламского государства», захватывающим все новые территории в Ираке и Сирии, пока что активно противостоят лишь живущие там же курды. Им отступать некуда: либо сумеют защитить свои земли, либо будут беспощадно уничтожены озверевшими ваххабитами.
Нежные пальчики десятилетней курдской девочки Амезы уже знакомы с автоматом Калашникова. Эта смертоносная игрушка однажды может спасти ее жизнь или честь. Амеза видела в интернете, как в часе езды от ее родного города Сулеймания в иракском Курдистане фанатики из ИГ («Исламское государство») отрезают головы маленьким девочкам (езидкам и христианкам) или продают их на рынке рабов в наложницы сорокалетним бородачам. Дороже всего ценятся девятилетние девочки с зелеными и голубыми глазами. (С точки зрения исламистов, девять лет — лучший возраст для замужества. Именно столько лет было любимой жене пророка Мухаммеда Аише, когда она вышла замуж за своего пятидесятилетнего супруга.)
Амеза уже пробовала стрелять из маминого АКМ. Но ей еще надо вырасти, чтобы стать такой же, как ее мама — полковник Наида Ахмет Рашид, командир женского курдского батальона пешмерга (в переводе «идущие на смерть»). Дома мама милая и домашняя и вовсе не командир. В ней трудно узнать профессиональную революционерку-подпольщицу, чей дядя был казнен Саддамом Хусейном, а ей самой еще ребенком пришлось прятаться в хлеву с животными, чтобы выжить.
В последнее время мама много грустит. Ее заместительницу, товарища Рангин, замечательного снайпера, убили исламисты. У Рангин остались двое детей — одному три года, другой восемь месяцев.
«Она сама рвалась на передовую, — рассказывает полковник Наида. — И террористы специально охотились за ней. У них есть сумасшедшее поверье: если они умрут от руки женщины, то не попадут в рай. И самоотверженная Рангин была для них целью номер один».
Бойцы курдского отряда самообороны были удивлены, когда к ним пожаловала журналистка из Москвы. Но с удовольствием сфотографировались вместе с Дарьей Асламовой.
ЧТО МЫ ЗНАЕМ О КУРДАХ
Очень мало. Непростительно мало. Этот народ мог быть нашим другом, но не стал. Почему? Курды — 40-миллионый народ, разделенный в начале ХХ века англосаксами между четырьмя государствами: Турцией, Ираком, Сирией и Ираном. Чтобы понять, в чем подлость и хитрость всех нынешних государственных границ на Ближнем Востоке, нужно вспомнить старое правило Римской империи: разделяй и властвуй. В начале ХХ века распадом Османской империи («больного человека Европы») и полным изменением азиатских границ руководили англосаксы и отчасти французы. Каждое новое искусственное государство должно было приобрести в своем составе как минимум одно свободолюбивое меньшинство, которое непременно будет рваться к независимости и в нужный момент выступать пятой колонной. Надо было совместить несовместимое и извлечь из этого пользу на будущее.
Никогда таджики и пуштуны не сойдутся вместе в Афганистане (они просто «кушать вместе не могут»). Никогда Иран не будет спать спокойно, пока у него есть южный Азербайджан. Всегда Кашмир будет очагом напряжения между Индией и Пакистаном. Никогда Пакистан не простит отделение от него Зоны племен на границе с Афганистаном, где не действуют пакистанские законы, и раздел единого пуштунского народа на две страны. А уж Ирак — квинтэссенция абсурда — шииты, сунниты и курды, засунутые в одно государство. (По тому же принципу американцы состряпали Боснию — сербы, хорваты и боснийцы в одном котле. Все друг друга ненавидят лютой ненавистью и никогда не пересекают соседские границы.)
В чем смысл вечного бурления? Контроль над хаосом и над ресурсами. Как только молодое государство проявляет самостоятельность и независимый характер (т. е. у него появляется энергичный руководитель, призывающий к национализации нефтяных ресурсов и изгнанию иностранных компаний), ему надо прищемить хвост. Для этого необходимо небольшое восстание меньшинств, куда вовремя приедут западные корреспонденты и зафиксируют ужасающие нарушения прав человека.
Лишение курдов государственности в 1916 году при создании нового Ближнего Востока стало не только вопиющей несправедливостью, но и миной замедленного действия для всех четырех государств — Турции, Ирака, Сирии и Ирана. Курды — очень симпатичный народ, напрочь лишенный религиозного фанатизма, что для Востока вещь удивительная. Курды всегда подчеркивают: ислам для них скорее культура и обычаи, чем религия. Единственное, в чем курды фанатичны, — это в создании своего собственного государства. РПК (Рабочая партия Курдистана) с 1978 являлась самой боевой партизанской организацией Ближнего Востока и действовала во всех регионах, где проживали курды. СССР активно помогал РПК как левой социалистической партии. Но и с Саддамом Хусейном и его партией БААС у нас были отличные отношения. Вот тут возникали непримиримые противоречия. В 1974 году знаменитый дипломат Евгений Примаков уговорил Хусейна дать курдам автономию. Дело было уже на мази, но, как всегда, вмешались американцы и подлили масла в огонь курдского мятежа. Сделка не состоялась.
Когда в 1987 — 1989 годах курдов душили и давили (операция «Анфаль» в Ираке, при которой погибли 182 тысячи курдов), русским было не до того. У нас полным ходом шла перестройка. Опомнились мы в 1998 году, когда Государственная Дума абсолютным большинством голосов рекомендовала президенту Ельцину дать убежище курдскому лидеру Абдулле Оджалану. Ельцин не соизволил ответить, и с 1999 года Оджалан томится в турецкой тюрьме, чего курды нам до сих пор не простили.
В странах бывшего СССР проживают более миллиона курдов, никогда не забывающих о трагедии своей исторической родины.
«ПРЕДАТЕЛЕЙ СТАВИЛ К СТЕНКЕ!»
В ресторанах Эрбиля, столицы иракского Курдистана, гости при входе сдают автоматы Калашникова. Мой новый друг Гали, российский курд, крепкий, жилистый мужчина слегка за сорок, с реакцией, как у кобры, без оружия чувствует себя раздетым. Правда, при нем его знаменитый кинжал с зубцами: один удар в живот противника и поворот кинжала не оставляют врагу ни единого шанса. У Гали вспыльчивый характер, но отменное чувство юмора. И глядя в его добродушное лицо, мне трудно представить, что у этого профессионального бойца на счету немало погубленных жизней.
«Первый раз я убил человека в 20 лет и ничуть об этом не жалею, — спокойно говорит Гали. — Я родился в Ереване в семье курдов-езидов в советское время и с детства мечтал быть Штирлицем, да вот не стал. Когда началась катастрофа распада СССР, я сначала поехал воевать в Нагорный Карабах. А потом понял: курдам с армянами не по пути. Они строят свое государство, а курдам надо строить свое. В моем доме все говорили по-курдски. Я нашел двух приятелей-курдов и пересек турецкую границу в районе горы Арарат нелегально, вооруженный до зубов. Турецкие пограничники убили моего товарища, а я в ответ их расстрелял. Я был советским офицером и отслужил в лучшей армии на свете и владел всеми видами оружия, от «калашникова» до «Иглы».
«А что ты чувствовал, когда первый раз убил человека?» — спрашиваю я. «Честно говоря, ничего не чувствовал. Хотел еще убить за то, что пограничники убили нашего товарища. И потом: кто они такие? Я был на своей земле, а они — на чужой, на захваченной. Вот я в твой дом приду и стану хозяином. Да ты меня зубами загрызешь, я твой характер знаю. Началась моя личная война с турками. Денег у нас было всего сто долларов. Мы два дня прятались в поле, а потом вышли к своим, в курдскую деревню. И тут я начал хвастаться: мол, мы турецких офицеров убили. Одна женщина пришла ко мне и сказала: сынок, убегай, здесь предатели, через пару дней здесь будут турецкие войска. Я спросил: ты знаешь, кто предатель? Она в ответ: «Мой муж». Я вспомнил, как в советских военных фильмах ставили предателей к стенке и расстреливали. У нее было шестеро детей от мужа-предателя, но она была настоящая курдская патриотка. И сказала: «Убей его! Он продает и предает весь род!» И я поставил его к стенке и убил, зачитав мой личный приговор».
«Но ты оставил сиротами шестерых детей!» — взволнованно восклицаю я. «Я убил предательство в их деревне и смыл с этих детей позор! — кричит мне в ответ Гали. — И дети выросли не на продажных деньгах».
«Потом ко мне присоединились добровольцы, около 50 человек, и мы целым отрядом вступили в РПК. Я воевал в горах Турции 12 лет. Только при ранении меня по чужим документам отправляли лечиться в Иран или Ирак. У меня даже в РПК была русская спецрота, ребята-интернационалисты, не курды, которые сражались за свободу Курдистана. Была даже русская девчонка Людмила, очень храбрая. Но секс в горах не дозволялся. Любить можно было издалека, платонически. Это была интересная, романтическая жизнь. А потом, после ареста Оджалана, РПК вдруг превратилась в Демократическую партию и пошла на сделку с турками. А я воевал за свободный Курдистан, а не за какую-то демократическую Турцию. Я им сказал: все, поехал домой, ребята. Мне было уже за тридцать.
После целомудренной жизни в горах я просто помешался на сексе. Успел три раза жениться и детей наплодить. И вот прошло больше десяти лет, но я снова вернулся в Курдистан. Когда я увидел в интернете, как эти подонки-исламисты насилуют и режут курдских девочек и еще хвастаются этим, я рванул в Курдистан. Нас собралось бывших товарищей 600 человек, и мы вместе пробили дорогу в Синджар, в самое логово исламистов. Теперь туда дорога отрезана, можно добраться только вертолетом. Мы окружены, но продолжаем сражаться. Исламисты — это грязь моей ноги, а ИГ — это истинное лицо ислама».
«Неправда, — мягко говорю я. — Рядом с тобой немало курдов-мусульман, глубоко порядочных людей».
У Гали наливаются кровью глаза и сжимаются кулаки: «До каких пор мир будет терпеть преступления этих бородачей?! И все из-за проклятой нефти! Мы по рации слышим, кто там воюет. Дагестанцы, чеченцы, даже крымские татары. Иногда убитых исламистов находим в тельняшках! Вообрази! Там полный интернационал. А имена какие? Аслан, Шамиль. Наша агентура хорошо работает. Исламисты возьмут под контроль весь Ближний Восток и двинутся на Кавказ — через Турцию, которая их свободно пропустит, в Грузию и через Панкисское ущелье в Чечню. Кадырову приготовиться к бою!»
«МЫ НЕ МОЖЕМ БЫТЬ ТАКИМИ, КАК ОНИ!»
Ночь в курдском районе Шейхан всего в восемнадцати километрах от Мосула, захваченного исламистами. Наш маленький отряд собирается на линию фронта. Один из бойцов задирает штанину, и я вижу искусственную ногу. «Я уже привык к ней, — спокойно говорит он. — Потерял ее много лет назад, когда воевал в партизанском отряде в горах Турции».
Мужчины деловито надевают бронежилеты. Я слышу холодный лязг оружия и чувствую привычный тошнотворный холодок страха в животе. Приказ: «По машинам!» И сквозь ночь мы трясемся по дорожным ухабам, напряженно вглядываясь во тьму. Путь наш лежит через арабские деревни, в которых почти не видно огней. «Любая арабская деревня, как только туда входит один боец из ИГ (Исламское государство), немедленно переходит на сторону исламистов, — рассказывает лидер местной общины Али Ауни. — Еще ни одна деревня им не отказала. Арабы-сунниты пытаются организовать собственное государство и выйти из состава Ирака».
Чем ближе к фронту, тем чаще я вздрагиваю от взрывов минометных снарядов. «Спокойно! — говорят мне мои спутники. — Это наши стреляют». И это тот редкий случай на войне, когда я точно знаю, где «наши», а где «не наши». На передовой царит полный порядок. Идеальные блиндажи, куда уже провели электричество, землянки, линии окопов, которые роют в ночи молодые мужчины. Надо отдать должное курдам: шестидесятилетний опыт партизанской войны не прошел даром. Я в темноте пожимаю множество мозолистых рук и пью крепкий чай в землянке.
На обратном пути происходит конфликт, который многое мне объясняет. Один из командиров по имени Маме приходит в ярость, когда мы едем через арабские деревни. «Нужно вырезать их все до одного! — кричит он. — Это предатели. Они постоянно «стучат» исламистам, и те бомбят наши позиции по их наводкам! Я готов убить даже последнюю арабскую курицу!»
«Послушай, Маме! Это ИХ земли и ИХ деревни, — спокойно говорит Али Ауни. — И они будут биться за них до последней капли крови. В моей родной деревне нет даже почвы, — только камни и песок. Там не растет трава. Но я готов сражаться за эти камни до самой смерти. И я гарантирую этим арабам на курдской территории их безопасность, потому что они живут здесь испокон веков. И я готов защищать их права, даже если среди них есть агенты ИГ, потому что мы — не исламисты. Если мы начнем убивать невинных, чем же мы будем отличаться от этих подонков?»
РАНЕНАЯ ПТИЦА ПАВЛИН
Он кажется совсем потерянным, этот высокий, чернобородый красавец в белых одеждах — бабе Чауш (отец Чауш), настоятель Лалеша, одного из древнейших храмов на земле (еще дохристианского храма езидов-солнцепоклонников в 60 километрах от Мосула).
Во дворе священного храма сушатся пеленки, простыни, одежды. Повсюду бегают босоногие дети в рваном тряпье. Мрачные женщины стирают белье в священных источниках и стряпают нехитрое варево на кострах. Девушки прячут свои лица от посторонних и избегают расспросов. «Почему они молчат?! — злится мой переводчик. — Исламисты насиловали их, а теперь мы не можем найти свидетелей этих преступлений. У езидов, если женщина была изнасилована, она покрыта позором!» «Чему же ты удивляешься? — говорю я. — Им надо жить будущим, а не прошлым. Они хотят забыть». (И я хочу забыть те ужасающие кадры, которые с таким трудом собирали как свидетельства христианские организации Ближнего Востока. Повешенный изнасилованный четырехлетний мальчик со спущенными штанами. Пятилетняя девочка в белом платье с отрубленной головой, похожая на сломанную куклу. Расстрелянные девушки 15 — 16 лет, сваленные в кучу в ванных комнатах, как ненужный мусор.)
Восемьсот тысяч беженцев прибыли в иракский Курдистан из Сирии. Многие шли пешком несколько дней в тапочках и халатах, некоторые босиком, не успев взять с собой ничего. Храм Лалеш многим казался спасением.
«Сюда, в храм, прибыло 600 семей, — говорит бабе Чауш. — Исламисты считают нас язычниками, летом вырезали более семи тысяч езидов-солнцепоклонников. Убивали всех, кто старше 15 лет. Женщины попали на рынки рабов». Я с грустью смотрю на огромный лагерь беженцев, раскинувшийся в священном месте.
«А кто же ваша птичка-павлин по имени Малак Тавус?» — спрашиваю я. «Архангел. А у каждого дня недели есть свой ангел. Какие могут быть проблемы с ангелами? При чем здесь язычество?» — Бабе Чауш берет в руки золотистую статуэтку павлина как символ защиты, но кто защитит тысячи его прихожан, живущих на голой земле, когда приближается зима?
ПОЧЕМУ ЗЛО ПОБЕЖДАЕТ?
Зло побеждает, когда добро утрачивает аргументы. Философы так формулировали понятие добра: все, что способствует процветанию и продолжению жизни на земле, является добром. В XXI веке западная цивилизация совершенно запуталась. В чем смысл жизни? В гедонизме? В 60-70 годах девочки и мальчики из хороших семей бежали на восток, чтобы жить в хижинах, курить гашиш, заниматься любовью и бороться с буржуазной моралью. Многие из них попали в сети безобидных индийских гуру, которые проповедовали мир и свет, но очень любили пожертвования. Большинство девочек и мальчиков поколения «цветов» вернулись домой, но их философия победила. Их дети выросли в мире, где возможно ВСЕ. Гомосексуальные браки — это прогресс, а традиционный брак — для отсталых ублюдков. Свободная любовь поощряется, а церковь — институт для убогих. Живи для себя, наслаждайся каждым днем, высасывай сок от плодов и бросай шкурки свиньям, потому что все равно умрешь. Рай не существует, а уж ад — тем более. А значит, не существует наказания за грехи.
И новое поколение взбунтовалось. Возник справедливый вопрос: а для чего жить? «Пред кем преклониться? Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться. Но ищет человек преклониться пред тем, что уже бесспорно, столь бесспорно, чтобы все люди разом согласились на всеобщее пред ним преклонение», — писал Достоевский.
В обществе, лишенном нравственной опоры, возникла тоска по тюремным затворам, плеткам и моральным веригам. (Вспомните монахов средневековья, которые добровольно истязали себя, чтобы достичь блаженства.) Сладок только запретный плод, а все, что доступно, безвкусно и дешево. Женщина под чадрой в сто раз таинственнее и сексуальнее, чем женщина в трусах на пляже. Ваххабизм все предложил в одном флаконе: риск, авантюру, героизм, преданных товарищей по вере, свободу убивать несогласных, идею социальной справедливости, мачизм, чувственную любовь в лице четырех покорных жен да еще рай в придачу с 72 гуриями. А главное — отсутствие сомнений. Ваххабизм — это МОДНО!
Я помню, как удивилась моя приятельница, вышедшая замуж за тунисца, когда племянник ее мужа, мальчик из обеспеченной семьи, отрастил бороду и собрался в Ирак. Как утонули в слезах матери пятнадцатилетних австрийских девочек, сбежавших на секс-джихад. Как белые образованные англичане, скандинавы и французы не только сами едут на войну в Исламское государство, но и вербуют своих мусульманских сограждан. (Парадокс! Европейские мусульмане больше доверяют белым вербовщикам, чем своим. Белый джихадист — это вдохновляющий пример. Человек, выросший в лоне западной цивилизации, готов отдать свою жизнь за победу ислама и отказаться от привычных удобств! Это ли не свидетель правдивости идеи?)
Я помню мой спор с одним ведущим политиком Курдистана господином Молла Бахтияром. Он восхищался глобализацией и технологиями, через которые демократия непременно охватит весь мир. На что я ему возразила, что мальчик в арабской деревне может пользоваться айфоном, сидеть в социальных сетях и при этом мастерить бомбу, чтобы взорвать неверных. Технологии — обоюдоострый меч. Глобализацией может воспользоваться как добро, так и зло. Глобализация ваххабизму только на руку. Но господин Бахтияр верит, что рано или поздно ростки демократии пробьют даже не благодатную, мертвую почву. Как бы там ни было, единственные, кто противостоят Исламскому государству сейчас, — это курды.
ОРУЖИЕ — ЭТО БЛАГОРОДНО!
В каждом курдском доме есть свой склад оружия — холодного и горячего. И стрелять умеют все. Любая необъятная курдская бабушка, уютно пекущая пироги, в случае опасности с удивительным проворством схватит автомат Калашникова, и поверьте: она не промахнется. Эти женщины провели свою молодость в горах, сражаясь против турков или против Саддама Хусейна. Они чистили оружие, готовили пищу и рожали детей на голых камнях. Старшее поколение жалуется на молодых, разжиревших на нефтяных доходах: «Они ничего не умеют. Они забыли, что жизнь — это борьба».
Когда исламисты летом атаковали Курдистан, именно старшее поколение остановило панику. С турецких гор спустились партизаны РПК (Рабочей Партии Курдистана), которые образовали нечто вроде заградительных отрядов на фронте длиной 1000 километров. «Ни шагу назад!»
«Эта война началась неожиданно, — говорит министр пешмерга (курдских партизан) Мустафа Саид Кадыр. — У нас нет тяжелого современного вооружения и даже нет взрывчатых веществ. Мы никак не ожидали, что иракская армия мгновенно сдаст свои позиции со всем современным вооружением. Наша разведка предупреждала Багдад: вблизи Мосула террористы собирают свои силы. Нам ответили: занимайтесь своей территорией, а мы сами разберемся. Простой факт: иракская армия практически разрушена. Но мы, курды, собрались с силами и можем выставить 160 тысяч человек. Плюс спецназ и силы безопасности — 100 тысяч человек в случае прямого нападения. Но нам нужно оружие. Мы просили его у всех: у американцев, британцев и русских. Откиньте мелкие интересы: эта борьба против Исламского государства касается всех. Если какая-нибудь страна будет думать по-другому, она проиграет».
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Почему нас ожидают плохие времена
«Я халиф, подчиняйтесь мне», — говорит странный бородатый мужчина, которого все называют Аль-Багдади. Законность всех эмиратов, группировок, государств и организаций объявляется недействительной с расширением власти халифа и прибытием его войск в любой уголок планеты. Аль-Багдади утверждает, что он происходит из рода Курейш (пророка Мухаммеда), а значит, с точки зрения ислама является легитимным халифом.
Если весь мир будет делать вид, что мы имеем дело с обыкновенной террористической организацией, халифат просто обречен на успех. Во-первых, он не ставит национальных задач и принимает под свои знамена всех, кто присягает на верность халифу. (Убьют одного халифа, появится другой.) Во-вторых, Исламское государство буквально на днях заключило союз с Аль-Каидой, ведет успешные переговоры с талибами, засылает своих эмиссаров в Пакистан (у которого есть ядерная бомба) и налаживает контакты с самыми свирепыми группировками Африки, такими, как «Боко Харам». Ваххабизм, эта сектантская форма ислама, так глубоко пустил корни благодаря многолетнему спонсированию со стороны Саудовской Аравии и Катара (которые сами сейчас трясутся от страха), что появился шанс создания ваххабитской империи, включающей в себя Афганистан, Пакистан, большую часть Ближнего Востока и половину Африки с ее сокровищами. Плюс идет работа с Таджикистаном и Узбекистаном и с самыми уязвимыми регионами России, где смогли угнездиться ваххабиты, — с Дагестаном и Татарстаном.
Саудовская Аравия, породившая ваххабизм, так стремится угодить новому халифату, что в стране не только залили бензином могилу матери пророка Мухаммеда, но и собираются заасфальтировать его домик, и на этом месте построить отель и торговый центр. (Одна из целей халифата — разрушить Мекку и священный камень Каабу. Ваххабиты не признают понятия времени (производного от Бога), а также исторических ценностей. Они живут в средневековье. А значит, все исторические ценности считаются опасными для нравственного здоровья мусульман, как языческие. Их надо стереть с лица земли, как недопустимые места для поклонения. Богу надо поклоняться на голой земле. Вообразите, что будет с христианскими или буддистскими ценностями!)
Несмотря на свои средневековые понятия, халифат отлично сознает эффект пропаганды. На него работает профессиональная студия «Аль Фуркан», создающая впечатляющие рекламные фильмы. (Прямо-таки тянут на «Оскар!» Один «Звон мечей» чего стоит! По слухам, с «Аль Фурканом» сотрудничают журналисты «Аль- Джазиры».)
Единственная реальная сила, на сегодняшний день противостоящая халифату, это курды, внутренне сплоченные и приверженные мягкому варианту ислама. Им реально отступать некуда. Но они связаны по рукам и ногам сотнями тысяч беженцев, которым просто НЕЧЕГО ЕСТЬ. Перед ними растянутый на тысячу километров фронт и самая богатая террористическая армия на свете. Но на стороне курдов — мощная разведка и сильнейшая мотивация выжить. Курды просят помощи у всех, с миру по нитке. Американцы создают свою коалицию борьбы с ИГ, куда Россию не пригласили. Но это не значит, что Россия может остаться в стороне.
«Помогая сегодня курдам, даже гуманитарно, — палатками и едой, Россия помогает самой себе, — говорит мой новый друг российский курд Гали. — Американцы игрались со спичками и разожгли большой костер, откуда головешки летят повсюду. Ты спрашиваешь, почему я, российский патриот, сражаюсь сейчас здесь, в иракском Курдистане, а не на Украине добровольцем? Объясняю. На Украине патриотов хватает. Против России готовится второй фронт — ваххабистский. И я буду в первых рядах ее защитников. В России еще не осознали, какая беда идет к ней с Востока. А вот когда ваххабиты придут, они будут иметь дело со мной и с такими, как я».
Источник: stringer-news.com
